– Не-а, другого не будет. Придется меня любить и лелеять.
– Ты мне в дедушки годишься. Или под словом «лелеять», ты видно, имел в виду менять памперсы и утку выносить? Так вот, знай, дерьмовый из меня медбрат.
– А мы тебя медсестрой нарядим. Как представил, сразу член зашевелился. Ты горячая штучка.
– На мне бекон не пожаришь, так что не облизывайся и так рано не обнадеживайся, – выдыхаю всю уверенность за раз. – Слушай, отпусти меня. Карму очистишь, в рай попадешь, как тебе предложение? Тебя ж в аду раз сто примочат за мои муки земные, слышал о смерти через «мататумба»? Так вот, я в одном фильме слышала о такой, мне тебя жалко становится, от мысли об этом.
– У меня к тебе другое предложение будет. Закачаешься и обкончаешься. Озвучить?
– Да что ж такое.
Валюсь на сидение, ощутив усталость и страх.
Поворачиваю голову и сталкиваюсь с его голубыми, но потемневшими глазами.
– Не смотрите так.
– Как?
– Вот так, – выпучиваю свои глаза и кошу их.
– Заигрываешь?
– Поищите в интернете, как полную деградацию в поведении или неадекватность поступков можно назвать, одним словом. Оно вам понравится. Знаете ведь, что такое гугл?
– Знаешь, что я заметил, за долгие годы моей жизни?
– О, поведайте, я люблю познавать историю с уст людей в возрасте.
– Что такие языкастые сучки, как ты, имеют большие глотки. Сечешь?
– О, а я тоже тут кое-что слышала, что те мужики, которые постоянно чешут о сексе и делают пошлые намеки девушкам… – вздыхаю, показательно грустно опустив глаза к его ширинке. – В общем, жалко их бедолаг. Не буду вам о грустном лучше. Я же все понимаю. Комплексы порой неизлечимы.
Он внимательно слушает меня, а потом начинает громко ржать вместе с водителем этим.
– Слушай, охуенная девка, скажи Митяй, – стучит по его креслу.
– Согласен, – кивает тупой башкой и крутит дальше баранку.
– Ой лапа, ты прелесть, конечно. Убедила.
– В чем?
– Себе тебя оставлю, – отвернулся и смотрит в окно.
– Эээ, мужик, в каком смысле? Ты чего?
У него звонит мобильный и он, подняв трубку, пресекает все мои попытки говорить ладонью, взмахнув той по воздуху.
Отвернулась и стала следить за дорогой. Мы и правда уехали в другой район. Значит, не врал. И вот сейчас реально страшно стало. Что со мной сделают? Буду ли я еще живой, когда перестанут издеваться? Или попросить их убить меня сразу после того, как… Фу, не хочу я об этом думать.
Он разговаривает с каким-то Далом, а мне все кажется, он говорит «даун» и потому улыбаюсь, но понимание, что речь обо мне настораживает.
– Не-а, только показательное выступление и не более, – смеется и кивает, словно собеседник его видит. – Ага. Себе заберу сто процентов, – и смотрит на меня так жутко, будто с меня уже скальп сняли и пожарили на сковороде.
– И что это значит?
– Конкретнее задавай вопрос, – он копошится в телефоне, а я хочу дернуть его за бороду, которая аккуратно пострижена.
– Что вы меня себе заберете. На работу? В плен. В друзья?
– В плен, – задумчиво выдает, а глянув на меня, добавляет голосом, словно будто я перед ним голая: – Порочный плен.
– Где ж вас таких выпускали? На каких заводах шестидесятых, – бормочу, пытаясь задеть.
Хотя как показывает статистика, что чем больше высмеиваешь маньяка, тем больше в нем просыпается желания доказать обратное жертве.
Мы едем долго. Большую часть времени мужчины общаются между собой и на меня не обращают внимания совсем, чему я рада.
Подъезжаем к какому-то большому на вид зданию с высокими потолками и огромными окнами, и я начинаю напрягаться сильней. Потому что я вижу других мужчин, сидящих на улице за столом, на котором помимо карт лежат пистолеты.
Мысленно снова проклинаю брата и когда машина окончательно останавливается, я готовлюсь к драке.
Глава 2
Я даже боюсь представить, что здесь со мной сделают эти головорезы. Лучше просто пулю в лоб.
– Че напряглась, лапа? – не заметила даже, что сосед меня пристально рассматривает.
– И лапы, и хвост напрягла, понял? Если думаешь, что я так просто сдамся, то вот ответ – хрен тебе.
– Мне хрен не нужен. Лучше твою киску сладкую мне, а вот я тебе хрен в упаковке.
– Киску? Боже, ты реально из шестидесятых.
– Ну не стану же я тебя дыркой называть. Я воспитанный парень, – он подмигивает и открывает дверь, захлопывая ее.
И вот вроде бы логично бежать. Рвануть со своей стороны. Но дело в том, что если я открою охоту на себя, то боюсь, что тогда точно останусь расплющенной их телами в ближайших камышах.
Меня передергивает от мыслей, и я наблюдаю за мужчинами на улице.
Они смеются и громче всех громила, что сидел рядом. Сразу видно, что он клоун. Водила тоже свалил и ключи в машине не оставил. Не повезло.
Вижу, как похититель двигается обратно, и все разом поворачиваются. Не пойму зачем. Мне кажется, они даже болтать и ржать перестают.
Ну точно. Он сейчас порвет на мне одежду и начнет демонстрировать мое тело. Сука. Мудак долбанный.
Сжимаю кулаки и выставляю их вперед.
Он улыбается мне и вздыхает.
– Ну блин, ты бы хоть погладила разок меня. Я ж ехал за тобой через весь город, – фальшивит на каждой букве.
– Я предупреждала. Я тебе глаза выдавлю пальцами. Я знаю, как это делается, урод.
– Потом покажешь. Выползай кроха. И да, я красавчик, я это знаю.
– Да пошел…
Но на этом его настроение улетучилось, кажется. Или желание дальше стоять, согнувшись надо мной. Он хватает меня за лодыжку и тянет на себя. Второй ногой я пытаюсь отбиваться, но он резко ее перехватывает, и я оказываюсь на животе.
Он держит мои ноги одной рукой, а второй, сука, бьет по ягодицам. Оттопыривает джинсы с трусами. Щипает за половинки попы и снова шлепает.
– Какая беленькая, прямо Белоснежка.
Он ловко вытаскивает меня из авто и, положив на плечо, тащит к огромным дверям. Я кричу, дерусь, щипаю его, но в ответ только страдает моя задница, а остальные смеются. Вот почему они повернулись. Им весело.
– Твари, – ору им всем разом, и они снова ловят волну веселья. – Я вас всех запомнила, поняли. Приду с автоматом, всех порешаю.
Они снова испускают гогот, а меня опускают на ноги в какой-то комнате.
– Что это за бомжатник? – оглядываюсь, увидев маленький диванчик и стол с единственным стулом.
– Посиди тихонько. В твоих интересах не привлекать внимание парней. Они люди горячие и не очень терпеливые.
– Умно притащить меня к головорезам и сказать, что ты будешь виновата, если тебя порвут толпой. Оригинальный ты, однако.
Он широко улыбнулся и подмигнув вышел.
Но обрадоваться тому, что я не услышала щелчка замка, не успела, потому что он все-таки звякнул.
Я прошлась по комнате, которая была размером два на три, и ощутила панику.
Если до этого я ехала в машине и, общаясь с этими идиотами, удавалось сбавить напряжение, то сейчас стало куда страшней.
И все же у меня был один-единственный вариант спасения – брат.
Они могли получить, что он там им задолжал и отпустить меня.
Но этот шанс был настолько ничтожным, что не спасало от истерики, которая уже стояла за хлипкой дверью моей нервной системы.
Я пнула тот самый стул и когда он упал на пол, я сорвалась.
Схватила его и начала стучать им по стенам. Бросать его в разные стороны. Но никакого ущерба не нанесла бетонным стенам и деревянному полу.
Спустя время я запыхавшаяся упала на диван и зарыдала.
Это то, что я не делала почти никогда. Сейчас я ревела, видимо, за все годы до этого, что сдерживала эту соленую дрянь внутри себя.
Закрыла глаза и, кажется, задремала. Но меня напугал и привел в чувство слышимый отдаленно до этого мужской смех, во множественном числе. Сейчас он был очень громким и я, вскочив оказалась права, дверь открыли. И в нее тут же вошел тот самый амбал.